2013 г. для российского агропромышленного комплекса стал первым годом реализации госпрограммы развития сельского хозяйства на 2013-2020 гг. и первым полным годом работы в условиях ВТО. В целом все вроде бы сложилось удачно. Да так, что за одну неделю декабря аграрии дважды удостоились похвалы президента за то, что сельское хозяйство, увеличившее за 11 месяцев 2013г. производство на 6,8%, “общий ВВП вытаскивает”.
Тем не менее, если вникать в детали и анализировать механизмы, которые действовали в отрасли, то нетрудно увидеть, что ситуация далека от оптимистических оценок. АПК по-прежнему зависит от того, насколько мощным будет “бюджетный насос”, закачивающий в село государственные средства.
“На фоне остальных ключевых индикаторов, которые сейчас выглядят очень слабо, результаты аграрного комплекса в целом в 2013 г. производят скорее достаточно позитивное впечатление”, – заявил “Интерфаксу” аналитик УК “Финам менеджмент” Максим Клягин. По его словам, несмотря на спад в экономике, в этом секторе положительной остается динамика инвестиций в основной капитал. За 9 месяцев 2013 г. рост составил 3,5% против 3,2% в январе-сентябре 2012 г. Это формирует основания для благоприятных прогнозов на нынешний год.
Но увеличение производства в отрасли в значительной степени сформировано за счет 25%-ного роста в зерновом секторе. “А здесь основным фактором восходящей динамики выступает, в первую очередь, низкая база предыдущего сезона”, – пояснил он.
Еще одним локомотивом роста остается мясное животноводство – за 11 месяцев рост составил 5,1%. “Однако и здесь наблюдается замедление, сохраняются негативные тренды для сектора крупного рогатого скота, заметно падает производство молока”, – заявил М. Клягин.
По его словам, локальное давление на некоторые секторы аграрной экономики в 2013 г. оказывали разогретые цены на зерновые, державшиеся на очень высоком уровне до подтверждения прогноза нового урожая.
По словам президента Agrifood Strategies, вице-президента Международной программы развития птицеводства (IPDP) Альберта Давлеева, рекордно высокие цены на кормовое зерно в первой половине 2013 г. превышали уровень предыдущих лет в среднем в два-три раза. “Это вызвало катастрофический рост себестоимости продукции, который сократил денежные потоки компаний и поставил под вопрос кредитоспособность большого количества предприятий”, – сказал он.
Ситуацию осложнила и задержка выплат субсидий по инвестиционным кредитам и компенсаций за удорожание кормов. В результате рентабельность бройлерного производства снизилась до 5-6%, яичного – до 2-3%. “Около десятка производителей мяса птицы и яиц обанкротились”, – сказал он.
Как считает М. Клягин, все это лишний раз демонстрирует слабые места АПК, низкую диверсификацию и технологическое отставание, высокую сырьевую зависимость. “Системные проблемы остаются актуальными, темпы роста и объем инвестиций – недостаточными для качественных изменений в отрасли”, – заявил он.
Первый год реализации новой госпрограммы развития сельского хозяйства (предыдущая программа была рассчитана на 2008-2012 гг.), в которой был скрупулезно расписан каждый рубль господдержки, начался с того, что, как оказалось, предусмотренных денег не хватает. Уже в феврале глава Минсельхоза Николай Федоров запросил дополнительно 42 млрд. руб. А это почти треть от того, что было предусмотрено (136 млрд. руб.). И в течение всего года ведомство с энтузиазмом распределяло эти средства, рапортовало о том, как они доводятся до получателей, обрушивалось с критикой на руководителей тех регионов, где деньги “застревали” на пути к аграриям.
В процесс перераспределения средств вмешалась и стихия. Из-за наводнения на Дальнем Востоке пострадавшим аграриям потребовалась поддержка. Здесь, правда, Минсельхозу пришлось выступить в роли хозяина тришкина кафтана, поскольку значительную часть средств на поддержку АПК затопленных регионов пришлось искать в уже утвержденных статьях расходов госпрограммы.
Гарантий того, что подобная практика не повторится, что и в 2014 г. программный подход не даст осечку, нет. Даже несмотря на то, что было принято решение сформировать на 2014 г. резервный фонд в 14,25 млрд. руб. для минимизации последствий от неблагоприятных природных явлений и рисков членства России в ВТО. На пресс-конференции по итогам 2013 г. Н. Федоров не исключил, что у отрасли “будет более чем достаточно аргументов, чтобы ставить вопрос об увеличении финансирования”.
“Программа основана на статистических данных, которые во многих разделах значительно отличаются от реального положения вещей, и первые неприятные сигналы прозвучали уже в 2013 г., – считает А. Давлеев. – Необходима ее радикальная корректировка в части, касающейся обоснованности и точности всех числовых параметров”.
В то же время все опрошенные “Интерфаксом” аналитики признали, что любой документ долгосрочного планирования нуждается в постоянной оценке эффективности и корректировке, тем более в аграрной сфере, которая к тому же сильно зависит от погодных условий. “Иначе любая программа может загнать саму себя в тупик”, – заметил А. Давлеев.
“Пересмотр целевых показателей, внесение соответствующих корректировок, отражающих реалии рынка, по мере реализации подобных плановых программ – вполне понятная и объективная практика, что, впрочем, не отменяет задач повышения эффективности планирования”, – считает М. Клягин. По его словам, эти задачи, в свою очередь, связаны и с необходимостью общего повышения уровня и масштабов статистических измерений в секторе.
“Без быстрой и точной сельхозпереписи и создания системы проверяемого мониторинга состояния животноводства и птицеводства невозможно оценивать эффективность реализации программы и, тем более, корректировать ее в правильном направлении”, – соглашается А. Давлеев.
Вместе с тем он отмечает, что корректировка программы – это “очень неприятный момент для инвесторов, поскольку изменение правил игры на ходу может в любой момент подорвать реализацию существующих или новых проектов”.
Как считает А. Давлеев, необходимо “определить фундаментальные параметры программы, не подлежащие изменениям, и создать определенный коридор для пересмотра определенных параметров”. “В любом случае программе нужна некоторая гибкость для того, чтобы избежать неэффективного исполнения взятых обязательств и затрат на ее пункты, которые заведомо недостижимы или потеряли актуальность на протяжении всех 8 лет ее реализации”, – заявил он.
Генеральный директор Института конъюнктуры аграрного рынка (ИКАР) Дмитрий Рылько обращает внимание на то, что реализация программы связана с региональным софинансированием. “Этот принцип следовало бы срочно пересмотреть и “отвязать”, – заявил он. – Цель софинансирования была благой и направлена на увеличение господдержки отрасли, но на деле оно превратилось в серьезный тормоз господдержки, поскольку финансы регионов находятся в довольно плачевном состоянии”.
К тому же, считает он, эффективность программы существенно вырастет, если “попробовать разработать систему встроенных индикаторов для каждой отрасли, своего рода “маячков”, которые бы при наступлении какого-то негативного события – будь то резкое повышение или падение цен, снижение урожайности – включали бы систему автоматических регуляторов, помогающих все выправить”.
“Сейчас же у нас в АПК каждый год “горит” какая-нибудь отрасль – либо из-за природных, либо из-за рыночных катаклизмов, либо из-за их сочетания, и каждый год повторяется ситуация, когда действенная помощь опаздывает, причем довольно серьезно, – заявил он. – При наличии встроенных индикаторов этого можно будет избежать. Система встроенных индикаторов должна работать непрерывно”.
Д. Рылько также обратил внимание на то, что итоги 2013 г. показали, насколько финансовое состояние каждой подотрасли АПК зависит от того, есть ли у нее лоббисты и насколько эффективно они действуют.
“Очевидно, что для расширения финансирования сектора необходимы, в том числе, и лоббистские усилия”, – соглашается М. Клягин.
Недавно Счетная палата рассмотрела итоги реализации предыдущей госпрограммы развития сельского хозяйства (2008-2012 гг.). Итоги оказались плачевными. Из 12 целевых индикаторов были достигнуты лишь два – по доле российского производства в формировании ресурсов мяса и по располагаемым ресурсам домашних хозяйств в сельской местности. Остальные так и остались благими пожеланиями.
В 2013 г. в АПК страны было опробовано несколько новых форм господдержки, введение которых было продиктовано вступлением в ВТО. Речь, прежде всего, идет о погектарных субсидиях и субсидиях на 1 л товарного молока. И если первые оцениваются в целом положительно, то вокруг господдержки производителей молока сломано немало копий.
Неэффективность действующего механизма признало и руководство Минсельхоза. Была создана специальная рабочая группа, которая анализирует ситуацию и готовит предложения. Но, видимо, конфликт интересов настолько силен, что ни одно из озвученных пока предложений не реализовано. В новый год отрасль входит со старой формой поддержки. Ее объем составит 8,4 млрд. руб. При этом сохраняется принцип зависимости размера субсидий от сортности молока, который вызывает наибольшие споры.
По прогнозу Минсельхоза, производство молока в 2014 г. снизится почти на 4% и составит 30,6 млн. т. Росстат сообщил о том, что за 11 месяцев 2013 г. производство молока упало на 3,9% – до 28,6 млн. т. Особенностью 2013 г. стало то, что даже летом, которое традиционно считает периодом “большого молока”, на рынке был дефицит.
Как считает председатель правления Национального союза производителей молока Андрей Даниленко, недобор молока в 2013 г. составит почти 1,5 млн. т. Это значит, что по объемам его производства Россия скатится в 60-е годы прошлого столетия.
Как заявила директор по связям с общественностью и государственными органами группы компаний Danone в России Марина Балабанова, в 2013 г. молочная отрасль оказалась в сложном положении из-за возросших затрат на корма и других расходов. Ситуацию не смог исправить даже 30%-ный рост цен.
Определенные надежды были на введение субсидий на 1 л товарного молока. Но, по словам М. Балабановой, “были введены необоснованные и непрозрачные требования к качеству сырья, что сделало процесс получения средств господдержки более сложным и коррумпированным”.
В результате многие производители получили средств гораздо меньше, чем рассчитывали и с большим опозданием. Поэтому они предпочли сократить поголовье коров, усугубив и без того дефицитную ситуацию на рынке молока.
“Субсидии настолько мизерны, они таким тонким слоем растянуты на получателей, что практически не играют никакой роли”, – соглашается Д. Рылько из ИКАР.
По его словам, в настоящее время обсуждается ряд интересных вариантов, которые могли бы заменить действующую систему. Речь, в частности, идет о том, чтобы платить субсидии за “зимнее” молоко. Есть и вариант платы за продуктивность животных. “Но его тяжело контролировать, – считает Д. Рылько. – Во многих хозяйствах есть неучтенные коровы, так называемые “коровы-партизанки”, и при таком варианте это неучтенное стадо может расплодиться”.
Касаясь зависимости размера субсидий от сортности молока, Д. Рылько заявил, что “сейчас такой глобальный дефицит молока, что дифференцировать субсидии довольно бессмысленно”. “С этой мерой можно повременить и платить за молоко первого и высшего сорта одинаково, – считает он. – Тем более что есть обоснованные сомнения в ее прозрачности”.
Но в целом он больше согласен с теми, кто высказывается за отмену субсидий на 1 л молока вообще и направление этих средств на субсидирование инвестиционных кредитов для отрасли. “Наверное, в нынешних условиях это правильная мера”, – сказал он.
“Поддержка должна быть равной для всех производителей, сдающих молоко высшего и первого сорта, показатели качества легко фальсифицировать, – заявила М. Балабанова из группы Danone. – И если дифференцированный подход сохранится, то мы, к сожалению, будем продолжать наблюдать фальсификацию данных по качеству и незаконное присвоение госсредств недобросовестными производителями в ущерб тем, кто действительно повышает качество продукции”.
Перспективы развития отрасли она видит в предоставлении 15-летних инвестиционных кредитов, решение о которых, по данным Минсельхоза РФ, уже находится в “стадии формализации”.
“Сейчас около 40-50% сырого молока производится и потребляется в хозяйствах населения, поэтому отрасли, в первую очередь, необходима модернизация, но ей, как всегда, препятствует дефицит инвестиций”, – заявил М. Клягин из “Финама”.
Одним из главных последствий полного года работы российского АПК в условиях ВТО было то, что не оправдались многие мрачные предсказания. Даже свиноводы, которые предрекали коллапс отрасли из-за 30%-ного снижения цен, теперь заявляют, что самый сложный период пройден. Ситуация в отрасли начала нормализоваться в мае 2013 г., и сейчас оптовые цены на свиней и свинину достигли уровня лета 2012 г.
“У нас ситуация такова, что “посторонние шумы” из-за вступления в ВТО часто оказывают на отрасль более сильное влияние, чем сама ВТО” – считает Д. Рылько.
По мнению гендиректора группы “Черкизово” Сергея Михайлова, “ВТО не повлияла на свиноводческую отрасль так сильно, как многие говорили”. “Мы не связываем обвал цен на свинину напрямую с ВТО, причины были в другом, прежде всего, в перепроизводстве свинины – рынок не смог переварить столько мяса”, – сказал он.
В то же время С. Михайлов считает, что “риски по свинине” остались. “Вопрос в том, как долго можно будет удерживать ветеринарные барьеры”, – заявил он, имея в виду действующий уже более года запрет на поставки свиней и свинины из Европы.
Но, в отличие от свиноводов, о прямых негативных последствиях ВТО на их отрасль заявляют рисоводы, поскольку импортные пошлины на рис упали со 120 до 45 евро/т. К концу переходного периода они должны снизиться до 30%. “Рис наиболее сильно пострадал по сравнению с другой продукцией растениеводства, – заявил председатель совета директоров холдинга “Разгуляй” (GRAZ) (один из крупных производителей риса в РФ) Рустем Миргалимов. – Именно из-за внешних факторов посевные площади и инвестиции на гектар в основных районах сева риса сократились”. В результате производство риса в РФ в 2013 г. снизится до 900 тыс. т с более чем 1 млн. т в 2012 г.
Как считает М. Клягин из “Финама”, за год, прошедший с момента присоединения к ВТО, существенных изменений на большинстве товарных рынков не произошло, за исключением умеренной коррекции в ряде отраслей, испытывающих заметное давление со стороны импорта.
“Значимые результаты могут появиться, скорее, в среднесрочном горизонте 3-5 лет, – отметил он. – В течение этого периода Россия, по расчетам, должна начать получать очевидную выгоду”. Но это станет возможным в том случае, если в ближайшие годы Россия научится эффективно отстаивать свои права и играть более активную роль во внешнеторговых процессах.
М. Клягин также считает, что при эффективной непрямой государственной поддержке (меры “зеленой корзины”), которая будет компенсировать постепенное сокращение прямого финансирования, отрасль сможет успешно адаптироваться к новым реалиям рынка. “В частности, пока неиспользованным остается потенциал таких инструментов поддержки, как косвенные субсидии за счет развития госзаказа, целевые кредитные программы, длительные льготные налоговые периоды”, – пояснил он.
Поскольку мировое сельское хозяйство переживает период растущего спроса, то присоединение к ВТО для российского сельского хозяйства является инструментом привлечения инвестиций и технологий и фактором расширения экспортных рынков, добавил он.
Вместе с тем ряд экспертов считает необходимым не “зацикливаться” на проблемах ВТО, а обратить внимание на близких соседей.
“Гораздо важнее то, что происходит на рынках Таможенного союза”, – считает А. Давлеев из Agrifood Strategies. По его словам, нарастающий импорт дешевой курятины, свинины и говядины из Беларуси, увеличение поставок мяса птицы из Украины создают дисбаланс на российском мясном рынке, что усугубляет и без того непростое положение российских производителей. “Украина, например, в 2013 г. экспортирует в Россию до 40 тыс. т курятины против всего 100 т в 2010 г., а Беларусь увеличит поставки вдвое – до 100 тыс. т”, – прогнозирует он.
“Такие “посторонние шумы”, как рост цен из-за засухи или неконтролируемый ввоз товаров из стран Таможенного союза, зачастую оказываются гораздо сильнее последствий вступления в ВТО, – считает Д. Рылько. – Всего за пару лет Беларусь превратилась во второго по величине официального экспортера мяса в Россию, а уровень “теневого” ввоза зерна из Казахстана уже серьезно влияет на ситуацию на огромных российских рынках. А мы все на ВТО фокусируемся”.
Вопрос о том, быть или не быть производству ГМ-продукции в России, в 2013 г. разрешился в пользу тех, кто считает, что такая продукция имеет право на производство. В сентябре 2013 г. правительство приняло постановление “О государственной регистрации генно-инженерно-модифицированных организмов, предназначенных для выпуска в окружающую среду, а также продукции, полученной с применением таких организмов или содержащей такие организмы”. Документ вступит в силу с 1 июля 2014 г.
Однако как скоро эта продукция появится на рынке – остается большим вопросом. В Минсельхозе считают, что это возможно только после длительных и исчерпывающих исследований возможных последствий от использования данной продукции.
По оценке вице-президента Российского зернового союза Александра Корбута, на эти исследования уйдет, как минимум, два года. Хотя, заметил он, пока в мировой практике никто не сделал официального заключения о том, что ГМО опасны.
Представитель компании “Бунге СНГ” Олег Суханов не исключает, что уже в 2016 г. или в 2017 г. Россия сможет собрать первый урожай генно-модифицированной сои.
Как считает А. Давлеев из Agrifood Strategies, выращивание кормовых ГМ-культур позволит России выйти на тот уровень урожайности, который будет гарантировать снижение стоимости зерна и, соответственно, продукции национального животноводства и птицеводства.
“Дискуссии о высоком конкурентном преимуществе российской сельхозпродукции, свободной от ГМО, должны быть обоснованы экономически, – заявил он. – При быстро растущем мировом спросе на базовые сырьевые сельхозпродукты и животные белки основную прибыль приносит массовое производство, а не нишевое, каким являются GMO-free товары”.
В то же время, считает он, эта ниша будет существовать всегда и примерно в одинаковом объеме, балансируя между сокращением потребления в регионах с естественной убылью населения (Европа, Япония) и ростом потребления на гигантских рынках Азии и Латинской Америки. “Так что России нужно будет найти свой баланс выращивания ГМ-культур для кормовых целей и GMO-free – для пищевых”, – заключил А. Давлеев.
По мнению Д. Рылько, Россия пока недостаточно готова к таким нововведениям “ни в психологическом, ни в институциональном, ни в технологическом плане”. “Уровень неграмотности потребителей в этом вопросе зашкаливает даже среди высокообразованных людей. При этом остаются вопросы серьезной экологической экспертизы, от которых нельзя отмахиваться”, – заявил он.
Как считает глава ИКАР, стране нужна сеть независимых лабораторий, технология раздельного хранения и продвижения товаров по цепочке. “Пока же у нас к этому абстрактное отношение, а ведь ГМО – это группа абсолютно разных, абсолютно уникальных по свойствам продуктов”, – сказал он.
Д. Рылько считает, что “с одной стороны, нельзя слишком торопиться, но и не хотелось бы, чтобы этот вопрос был “подвешен” на десятилетия для бесконечных испытаний”. “А такой сценарий вполне реалистичен для России”, – не исключает он.
Между тем, по данным Национального союза защиты прав потребителей, в настоящее время в России, несмотря на запрещение, трансгенными растениями засеивается уже около 400 тыс. га. Это в основном кукуруза и соя.
Число публичных компаний аграрной отрасли в 2013 г. сократилось. Причем об уходе с биржи заявила алтайская “Пава” (AKHA), которая в 2005 г. первой из компаний агропромышленного комплекса провела IPO.
“Нервно” вели себя и котировки акций публичных компаний. В начале января GDR Ros Agro (головная компания группы “Русагро”) на Лондонской фондовой бирже стоили $6,5 за бумагу. Затем с пикового значения в $7,5 в феврале они к маю упали до минимума – $4,4. К декабрю цена скорректировалась и превысила $6 за расписку.
Гендиректор группы, член совета директоров Ros Agro Максим Басов в течение года трижды выкупал расписки компании с биржи и планирует продолжить это. В 2012 г. GDR покупала сама компания.
Группа “Черкизово” для поддержания стоимости акций решила продолжить buyback. Эта мера рассматривается как возможность дать правильный сигнал рынку, что компания уверена в улучшении показателей, заявил ее гендиректор С. Михайлов. Стоимость депозитарных расписок группы на Лондонской бирже достигла годового максимума в марте – $12,47. В мае котировки обвалились до $10,06. С минимального значения в октябре – $9,9 – бумаги компании к концу 2013 г. подорожали до $12.
Как считает старший аналитик “Уралсиба” (USBN) Марат Ибрагимов, на цену акций компаний агросектора влияла общая слабая конъюнктура фондового рынка, который по итогам года продемонстрировал отрицательный рост. При этом из-за низкой ликвидности и слабой макроэкономической конъюнктуры акции компаний АПК оказались в роли аутсайдеров фондового рынка. В результате и без того не очень высокий интерес инвесторов к этим бумагам фактически сошел на нет, отметил он.
По мнению аналитика “Метрополя” Евгения Голосного, инвесторы воспринимают компании сектора как достаточно рискованные инвестиции в силу природы агробизнеса в целом. “Кроме того, во многих случаях инвесторы с настороженностью относились к законодательным аспектам и юридическому оформлению бизнеса отдельных компаний, что приводило к недостаточной защите прав собственности инвесторов в этих компаниях”, – считает он.
Говоря о перерабатывающих компаниях, Е. Голосной отметил, что низкая ликвидность их акций связана с невысокой капитализацией и небольшим free float. Это создает препятствия для инвестиций.
Как считает М. Клягин из “Финама”, существовавшие несколько лет назад ожидания, что число публичных компаний в агросекторе будет расти, не оправдываются. “Сегодня для компаний АПК размещение бумаг не является первоочередной задачей, хотя это, безусловно, эффективный инструмент привлечения средств”, – сказал он. (usapeec.ru/Пищепром и продукты питания Украины, СНГ, мира)
